Самое слово «византийский» вызывает в воображении картины непревзойденной утонченности, роскоши и вычурности театрально эффектных дворцовых цремоний. Если упоминание о Золотом Доме Нерона навевает грезы сказочно сибаритской жизни, то домашний уклад византийских императоров способен поразить еще больше. Тот факт, что от их дворцов ничего не сохранилось, лишь способствует окружающему их ореолу изысканности.
В Константинополе расточительность, свойственная эллини- тической и римской традиции, соединилась с восточной тягой к роскоши, породив в искусстве особое великолепие и пышность. Византия явилась мостом между Римской империей и Средневековьем, а город, который Константин в IV веке н. э. сделал столицей и которому он дал свое имя, оставался центром Восточной, или Греческой, империи до тех пор, пока он не пал под нашествием турок в XV веке.
Присущее Риму в высокой степени чувство имперского величия дополнилось греческой предрасположенностью к религиозному мистицизму, а позднее и мусульманской пышностью, и все это легло в основу общества, в котором впечатлявшие воображение церемонии играли небывало важную роль.
В декоре интерьеров, равно как и во всем искусстве Византии, заметно стремление освоить и продолжить достижения классического мира в формах приемлемых для христианской православной церкви. Назначение и декор почти всех важнейших византийских зданий в сильнейшей степени зависели от ритуалов и церемоний. Дополнительным источником их декоративного великолепия явилась абстрактная символика искусства ислама.
Непосредственно византийских домашних интерьеров не сохранилось, большая часть информации, которой мы располагаем, поступает из двух источников того времени: «Relatio de Legatione Constan- tinopolitana» («Донесение о посольстве в Константинополь») Лиутпранда, епископа Кремоны (922—972), который был послом императора Оттона I в Византии в 968 году, и двух наставлений Константина VII Багрянородного (913—959) — «De Се- remoniis» («О церемониях») и «De Administratione» («Об управлении»).
К тому же возможно получить некоторое представление об интерьерах из жестко заданных и регулярно повторяющихся деталей фонов мозаик и из сохранившихся образцов византийского стиля на окраинах империи — в Венеции, на Сицилии (см. ил. 34) и в Испании. Они позволяют нам уловить хотя бы отблески исчезнувшего великолепия.
Константинополь, построенный в основном при Константине и перестроенный при Юстиниане в VI веке, был изменен в плане и существенно расширен при последующих династиях — Македонской, Ком- ниновской и других. Ныне почти ничто уже не сохранилось, за исключением собора святой Софии и ряда других культовых памятников. Следы колоссальных императорских дворцов, палат аристократов и купцов едва сохранились в незначительных фрагментах.
В каждом крупном городе империи — Эфесе, Александрии, Салониках, Трапезунде — возвышались величественные резиденции правителей и знати, а в прибрежных курортных местностях располагались их загородные виллы — в Дафни, на берегу Черного моря и вдоль побережья Мраморного. Так как император редко покидал столицу, за исключением времени военных действий, двор, по существу, являлся центром культурной деятельности.
Естественно, что и архитектура развивалась главным образом в столице. Византийская аристократия не любила жить в провинции, что сказалось в дополнительном сосредоточении богатых и могущественных заказчиков в столице. Константинополь также был традиционным центром всего Восточного Средиземноморья, город этот всегда был полон купцов из Китая, России, Палестины, Малой Азии, Индии, Италии, Испании и Северной Африки. Вселенский дух двора наилучшим и наиболее показательным образом выразился в том, что дворцовая охрана была варяжской, то есть сформированной из скандинавских искателей приключений.
Константинополь был самым крупным городом в средневековом мире. Численность его населения в период расцвета достигала почти миллиона жителей, из которых около двадцати тысяч обитали в комплексе Большого Дворца. В этом экзотическом обществе, где православная религия и греческий язык были единственными условиями гражданства, неисчислимые сокровища императоров, аристократии и духовенства с предельной расточительностью выставлялись напоказ при малейшем удобном случае.
Кирпич был основным строительным материалом в городе, поскольку хорошего местного камня было недостаточно. Но взыскательный эстетический вкус византийцев требовал, чтобы кирпичная кладка была скрыта штукатуркой, отделочным камнем или мрамором. Римляне первыми освоили отделку зданий мрамором, и, подобно им, Византия вывозила мрамор из любого доступного в то время уголка мира.
Техника мраморной облицовки — тончайшие пластинки мрамора при этом укладывались вплотную, выявляя игру мраморных прожилок,— не только доставляла эстетическое наслаждение, но и была весьма экономным способом покрытия больших площадей поверхности. Математическая точность и повторяющиеся эффекты такого декорирования отражают византийское стремление к «природе, переделанной и застывшей», и к «правилу сдержанного и размеренного ума».
Пропорции, ритмика и порядок, продуманное использование фактуры материалов и света — все черты, присущие классической Греции и Риму,— теперь оказались дополненными идеей душевной мудрости (Софии), в которой искусство становится отражением таинства божества, «эхом, ведущим к экстазу». Такое слияние религиозного начала и искусства и определило облик византийского интерьера.
