Значительнее оказались его сотоварищи по группировке 23 — Байар и Боннар, менее удержались Валлотон и Руссель. Знаменательно, что по сравнению со всеми этими представителями так называемого неоимпрессионизма 24 и постимпрессионизма меньше сдают даже такие старики, как Каролюс Дюран, Каррьер и даже Бонна, казавшиеся людьми давно отпетыми в дни расцвета в 1900-х годах этих, тогда еще юных, сил. Но это отдельные единицы, все остальные, а их множество, просто не запоминаются и даже не смотрятся. Словно ходишь не по музею, где ежегодно оседают одна-две вещи из нескольких десятков тысяч, выставляющихся в Париже, а по выставке. Уровень — сплошь средний и даже ниже среднего.

Одна картина среди этой массы посредственностей пользуется огромным успехом у публики — «Портрет дамы в розовом» художника Этчеверри. Изображена красивая женщина в рост, в шикарном атласном платье. Написан этот большой холст ремесленно умело, местами очень иллюзорно, особенно в передаче шелка, серебра, корсажа, туфель, но это ни с какой стороны не имеет отношения к искусству, это тот чудовищный по численности материал, который заполняет все парижские салоны, пропадая вслед за тем в преисподнюю, чтобы никогда более не появляться на поверхности. Стоило бы заняться вопросом, куда в самом деле этот товар проваливается? С головы до пяток здесь все пошло — трактовка всей композиции, фотографичность передачи, приторность красок. А перед этой картиной постоянно толпится та самая пошлая же и восторженная публика, на которую она и рассчитана.

После такого, с позволения сказать, искусства, конечно, с облегчением вздыхаешь, переходя в залы новейшей живописи. Им остроумно предпослано некое «чистилище» в виде небольшого собрания импрессионистов, оставленного в Люксембургском музее, для связи прошлых эпох с модернистскими течениями. Оставлено по одной, в некоторых случаях по две вещи каждого мастера из числа наименее значительных, почему их отсутствие в Лувре не столь ощутимо.