Стилистические особенности интерьеров венециановской школы, при всех вариациях личных творческих манер, носят скорее родовой, нежели индивидуальный характер. Не без оснований современный глаз видит в них, как в реальной архитектуре «малого ампира», документ эпохи, порожденный определенным общественным вкусом, «позицией мелкопоместного дворянства» (если спародировать вульгарный социологизм двадцатых годов), а не личным эстетическим волеизъявлением художника.
Строгие, претендующие на тотальную диктатуру во всей сфере пластических искусств нормы ампира смягчаются, уменьшаясь от градостроительных до интерьерных, до частных масштабов, но нисколько при этом не утрачивают единства, охватывающего всю среду вплоть до мелких деталей.
Вещи, наполняющие «комнатные жанры» венециановцев и близких им мастеров,- зеркала и картины в прямоугольных рамах, копии антиков, чопорная мебель со скупыми декоративными вставками, канделябры на римский манер — все это само по себе стандартно (как ни кощунственно это слово звучит по отношению к пушкинской эпохе) и никак не «разоблачает» характер и привычки их владельца.
Поэтому и картины эти, обычно небольшого, «кабинетного» формата, воспринимаются не как иносказательные портреты, но как образы социальной атмосферы, лишенные персональных намеков. Конечно, фигуры здесь нередко изображают конкретных людей, а обстановка сохраняет дотошную верность натуре, но уровень типизации таков, что названия «В комнатах», «Гостиная», «На антресолях» всегда точнее передают настроение, чем, скажем, таблички «Кабинет дома В. И. Милюкова в Островках» или «Портретная в доме В. П. Кочубея».
Налет своеобразной анонимности радикально отличает такие произведения от индивидуальной, доходящей до гротеска конкретики жилья в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя или прозе А. Ф. Писемского, продолжившего эту традицию «интерьера-портрета».
