Он заполнял мебелью, живописью и другими предметами всех эпох с такой прихотливостью, на какую раньше никто не решался. Эти «меланжи» были замечательны великолепным качеством входивших в них предметов и удивительным мастерством сопоставления: часто в них входили и цветочные композиции, которыми увлекался Бекфорд.
«Святая Екатерина» Рафаэля и «Моление о чаше» Беллини (обе картины находятся теперь в Национальной галерее в Лондоне) смотрелись рядом с такими выдающимися образцами мебели, как бюро короля Станислава работы Ризенера (ныне — в коллекции Уоллес).
Бекфорд ценил французскую мебель эпохи «старого режима», одним из первых стал разыскивать ее знаменитые образцы, рассеянные по всему миру Революцией, но не весь стиль интерьера того времени; реабилитировать и воссоздать его в XIX веке предстояло другим.
Отсутствием ясного стилистического единства (как и рядом других своих черт) Фонтхилл предвосхитил образ викторианского интерьера. Среди готических комнат аббатства (если комнатой можно назвать гигантский «Октагон») Ситцевый будуар звучал явным диссонансом. Большая гостиная отделана уже совершенно в викторианском вкусе.
Светлые деревянные детали, свободная поверхность стен, на которой висит всего несколько картин; отдельные предметы тяжелой классицистической мебели — все это напоминало бы интерьеры ампира и Регентства, если бы не отсутствие внутренней связности. В том же стиле Бекфорд оформил Лэнсдаун-тауэр в Бате, который построил для него Генри Гудридж — архитекор. который одним из первых в Англии стал работать в стиле, основанном на ренессансных и греческих источниках.
«Виды Лэнсдаун-тауэра» дают представление об этих интерьерах, как бы продиктованных боязнью пустоты; аналогичным образом убран собственный дом Гудриджа, Монтебелло, в Бате и другие виллы в тех местах.
Масштаб и великолепие Фонтхилла составляют, скорее, исключение в раннюю эпоху «готического возрождения». Повсюду преобладала, скорее, псевдоготическая манера Стробери-хилла Уолпола. У таких архитекторов, как Уайет, которые, повинуясь «спросу», обратились к Средневековью, это лишь слегка видоизменило их традиционные классические убеждения.
Недостаточная изученность средневековой архитектуры и декорации приводила к тому, что в неоготических интерьерах архитектурная структура играла небольшую роль; зато они нарядно украшались убором из отдельных заимствованных мотивов и деталей, восходящих к ряду известных источников.
Хорошим примером может служить Готическая библиотека Дж. Соуна в Стоу (Бакингемшир), где мотивы капеллы Генриха VII в Вестминстере прилажены к интерьеру классических пропорций. Так, в псевдоготических традициях Стробери-хилла надкаминная композиция (заключавшая в себе зеркало, не имевшее ничего общего со средневековым) была поставлена на навесе резной гробницы.
В застекленных книжных шкафах, предназначенных для того, чтобы хранить «Саксонские манускрипты» маркизы Бакингемской, были сделаны ажурные готические переплеты, а потолок представлял собой упрощенную версию знаменитых веерных сводов капеллы Генриха VII. Как и во многих интерьерах этого типа, здесь ощущается классическая безмятежность, а не мрак Средневековья, сложная лепнина целиком выполнена в формах XVIII века.
В другом известном псевдоготическом ансамбле, Итон-холле Уильяма Пордена в Чешире, были выполнены такие архитектурные детали, как огромные готические зеркала над каминами и совершенно театральные занавеси на окнах. Интересно, что сам Порден смотрел на готический стиль как на средство «сохранить различия в ранге и состоянии, которые сглаживает дух нынешнего времени».
Один из самых убедительных по стилю интерьеров аббатства. Длина галереи — 38,7, ширина — 4 м. Стены окрашены в розовый цвет, который встречается во многих интерьерах аббатства. Благодаря удачному размещению окон галерея весь день залита дневным светом.
Окна забраны витражами, на противоположной стене им в пандан устроены книжные шкафы той же формы, что и окна, помещенные за двойными занавесями (внутри — алые, снаружи — пурпурные). Мебель черного дерева; малиновый ковер украшен орнаментом из пяти- листников (эмблема рода Гамильтонов)
При наступлении темноты здесь на серебряных напольных канделябрах зажигались свечи.
В 1812 г. один очевидец записал свои впечатления от аббатства; большое место в его описаниях принад лежит эффектам освещения: «…совершенно восхитительная игра красок: и когда все окутано мягкими тонами сумерек, и когда сюда в разные часы дня проникают живые потоки света — все это чрезвычайно приятно и величественно»
Тем не менее именно в Англии были сделаны первые значительные шаги к более или менее достоверному воссозданию средневекового жилого интерьера. Другие европейские страны в этом отношении отставали: достаточно сравнить, например, зал в Блитфилде (Страффордшир), переделанный в 1822 году Дж. Баклером и Ф. Бернаскони, целиком сводчатый, поражающий своим готическим масштабом и деталями, и неоготические комнаты в Пфауэнинзеле, примерно того же времени, с их эфемерной декорировкой.
В Италии архитектор такого калибра, как Пеладжо Паладжи, выполнявший блестящие классические интерьеры, и в 1830-х годах еще считал готический стиль нуждающимся в оправданиях.
Взгляд на средневековую архитектуру стал меняться в конце 1820-х годов, и большую роль в этом сыграл Огастес Уэлби Пьюджин (1812—1852). Он вкладывал в обновленную готику всю серьезность своих идеалов, однако создал лишь немного интерьеров, достойных упоминания.
Правда, те, что Пьюджин оформил в парламенте сэра Чарлза Бэрри, остались непревзойденными по богатству и силе воображения, нужной для того, чтобы вызвать к действительности один из стилей прошлого. Это не повторилось в проектах частных зданий. Как сам он говорил о себе, «я провел всю свою жизнь в размышлениях об изящном, проектируя изящное и строя лишь весьма убогое».
Тем не менее влияние изысканного графического стиля Пьюджина и того обучения, которое он давал работавшим у него мастерам, было в Англии очень значительным. На страницах своей «Церковной архитектуры» он много пишет о проектировке и убранстве интерьера. Судя по страсти к церковной терминологии, он был романтиком не хуже Вальтера Скотта и считал, что в большинстве современных построек «душа» готики превращена в «ущербную и достойную сожаления».
Он писал: «Тот, кто пробыл хоть немного в современном «готическом» интерьере и ушел оттуда, не будучи уязвлен той или иной деталью, может считать, что ему очень повезло». Познакомившись с работами Пьюджина в Олтон-тауэре в Стаффордшире и Скэрисбрик-холле в Ланкашире, Бэрри предложил ему заказ на работы в парламенте.
Вальтер Скотт, подобно Бекфорду и Уолполу, осуществил многие из своих литературных мечтаний в архитектуре собственного дома. К счастью для писателя, Эбботсфорду не было посвящено иллюстрированной книги, как Фонтхиллу или Стробери-хиллу (может быть, потому, что в его интерьерах были промахи и странности — детали низкого качества, обои в «шотландскую» клетку).
Огромное влияние «Уэйверли» на европейский вкус подогревалось ошибочным впечатлением, что их автор живет в готическом доме. Сочинения Вальтера Скотта сыграли некоторую роль в появлении «стиля Трубадур» во Франции и по этой ассоциации все шотландское несло на себе отпечаток романтического.