Печь дома № 4 по Яузской улице — величавое пятиметровое сооружение, не уступающее по качеству лучшим дворцовым печам Москвы и Петербурга. Печь очень архитектурна. Схема ее простая и четкая. Центр подиума украшен вытянутой восьмиугольной нишей с крупной розеткой в центре и мелкими по углам.
Центральная розетка, как, впрочем, и все рельефные детали, сделана с блестящим мастерством. Верх — чистое зеркало печи (4X2 изразцов), окантованное по бокам арабеском: из нижнего горшочка «вырастает» цветок во всю высоту зеркала. Сверху зеркало печи перекрывается фризиком.
Окантовки как пилястры замыкаются капителями. Над капителями есть еще развитое завершение с полукруглой низкой с лепниной, карнизом и аттиком над ним. Увенчана печь фаянсовой вазой на небольшом постаменте. Нам известна такая же печь в доме № 2 по ул. Тимирязева в Муроме. Но муромская печь ниже московской, она кончается фризиком, за которым следует фриз комнатного карниза. Есть отличия и в рельефных изразцах по бокам подиума.
В 1801 году печи в доме № 4 по Яузской улице еще не было. Не было еще и стенки, у которой она стоит. И нет никаких оснований думать, что она возведена до пожара 1812 года. После пожара дома в 1812 году ремонт стал неизбежен. Тогда-то и была, вероятно, установлена печь (флигель восстановлен к 1817 г.). Муромская печь тоже не могла появиться раньше 1810 года.
1817 год как дату установки печи дома № 4 по Яузской улице косвенно подтверждает следующее: «ложки» и нарезка, служащие переходом от окантовки — арабесок — к зеркалу печи.
Они встречаются в качестве единственного украшения — окантовки печей дома № 20 по Малому Дровяному переулку (в гостиной только «ложки», в зале и нарезка), а этот дом точно датируется 1816 годом. Между тем детали печей, близкие, например, печи дома Шереметевых (насколько можно разобрать), по характеру гораздо более напоминают детали лепнины московских домов конца XVIII века.
Розетки такого типа, который применен в подиуме, встречаются во многих домах 80-90-х годов. Фризик буквально совпадает с фризиком-вставкой домов первого десятилетия XIX века. Нам кажется, однако, что здесь нет никакого противоречия. Не говоря уж о чрезвычайной устойчивости форм в прикладном искусстве, вполне вероятно, что формы, созданные еще в до пожарное время, использовались и в эпоху ампира, как это встречалось, например, в лепнине.
