Далеко не всегда и не везде затворничество в «пустынной келье» (А. С. Пушкин «19 октября») усадебного или нешумного, далекого от великосветских салонов городского быта подразумевало, особенно в десятилетия декабризма и николаевского царствования, некое предвосхищение обломовских снов.
В форме бытовых, домашних ритуалов, дружеских застолий и приватных бесед развивалась зачастую либерально-дворянская оппозиция, что особенно ярко проявилось в стиле жизни и мышления П. Я. Чаадаева, чей патетический нигилизм органично сосуществовал с горячей симпатией к частному, уединенному бытию, дающему благодатную «возможность всецело сосредоточиться в своей внутренней жизни».
К. А. Зеленцов Гостиная на антресолях Фрагменты
В частности, что в данном случае особенно симптоматично,- и идея ланкастерских школ, призванных распространять грамотность среди «простолюдинов», имела в числе своих страстных приверженцев молодого Венецианова; а «ланкастерская метода обучения» всецело была основана на приватном, домашнем собеседовании, развивающем гражданское самосознание учеников в противовес официозной монархической культуре.
Просветительская философия естественного чувства, найдя поздний отголосок в интерьерах венециановской школы, превратилась в примечательный образец историко-художественного «избирательного сродства». Мы имеем в виду голландские интерьеры XVII века. В их камерной, тоже сугубо приватной оркестровке также ощутим резонанс духовной оппозиции — той оппозиции, что существовала тогда между позднегуманистическими, сохранившими в себе пафос Ренессанса нравственными идеалами и религиозными регламентациями официального кальвинизма. В обоих случаях мир, ограниченный не столь уж протяженным пространством четырех стен, пресловутой «перспективной коробкой», мыслился как образ свободы, как камерная идиллия, дарящая идеальные условия для духовного возмужания личности.
