Замечательным интерьерам этого дома свойственна абстрактная выразительность такого уровня, какого достигал только Гауди. Как стекло в сосудах Тиффани или Галле, формы помещений у Гимара подчиняются каким-то особенным, своим собственным законам, напоминающим своевольный органический рост растений. В этом — диаметральная противоположность Гимара Макинтошу и венским мастерам.
Такие элементы его интерьера, как настенные зеркала и дверные коробки, как будто бы сами вырастают из стены, в этом есть элемент фантастичности; недаром один писатель назвал Кастель Анриетт в Севре (1903) «жилищем Мелисанды» — несчастной томящейся героини символической сказки Метерлинка «Пелеас и Мелисанда». Гимар называл себя «архитектором от искусства»; он продолжал работать в стиле Ар Нуво еще долго после того, как во Франции он уже вышел из моды.
Замысел художника часто включал в себя и мебель, которая изготавливалась специально для того или иного интерьера, и многие элементы декорации, среди которых преобладали постоянные, «прикрепленные» к своему месту на стене. Тем не менее интерьеры ведущих художников этого времени не теряют своей выразительности, даже если к нашему времени их первоначальная обстановка оказалась утрачена.
Однако по-настоящему понять стиль Ар Нуво в интерьере можно лишь тогда, когда мы видим этот интерьер заполненный мебелью и предметами этого стиля. Во Франции в это время было в моде стекло Эмиля Галле (который о некоторых своих произведениях говорил, что это — «цветочная антология в миниатюре»), мебель Луи Мажорелля и Александра Шарпантье, с формами, изгибающимися, подобно растениям, или легко расписанная Жоржем де Фёром, обои, серебро и керамика по эскизам Альфонса Мухи. Необходимо представить себе, какое воздействие на эстетическое чувство оказывали эти предметы, будучи собранными в единый ансамбль.
Альфонс Муха (или Мюша, на французский лад, 1860—1939) — наиболее характерная фигура эпохи триумфа Ар Нуво, когда этот стиль получил официальное признание на Всемирной выставке 1900 года. После этого на протяжении трех лет выходили его книги: «Орнаментальные комбинации», «Декоративные фигуры» и «Документы декорации».
Его подход к интерьеру был основан на роскоши — дорогих материалах, пышной цветовой гамме,— как в его знаменитых тканях, являющих тип томной женщины, возникающей в плакате,— тона осени на черном фоне, в густой цветочной рамке. В это время во Франции переживал свое возрождение ковер: де Фёр и Колонна взялись за это примерно так же, как Войзи и Фрэнк Бренгвин в Англии.
Самый фантастический, богатый выдумкой и выразительный по своим формам вариант стиля Ар Нуво создал Антонио Гауди (1852—1926), работавший в Барселоне и неподалеку от нее. Как и Макинтош, Гауди многим обязан национальной традиции. Но в данном случае это были традиции готики и мавританского искусства, на основе которого Гауди создал свой стиль — полный фантазии, иногда напоминающий кошмарные видения, не во всех своих проявлениях безусловно оригинальный.
Гауди был глубоко религиозен (когда он умер, в Барселоне его оплакивали почти как святого). Элемент духовного фанатизма, который наличествует в его постройках, сообщает им (как снаружи, так и внутри) одержимость, предвещающую экспрессионизм. Из других европейских архитекторов Гауди ближе всего к Гимару; подобно Гимару, он строил доходные дома (Каса Батло в 1905—1907 и Каса Мила в 1905— 1910).
Если посмотреть на эти дома с точки зрения плана, то они напоминают улей для безумных пчел; во всем доме не найдется ни одного прямого угла, внутренние перегородки поставлены таким же алогичным образом, как и внешние стены. Гауди как архитектором стали вновь интересоваться благодаря таким фантастическим зданиям, как собор Саграда Фамилия или Колония Гуэлль; интерьеры же его и сейчас известны гораздо менее, чем они того заслуживают.
Первый крупный частный дом, выстроенный Гауди,— Каса Висенс (1878—1880); его интерьеры в чем-то близки движению «Искусств и ремесел». Стены расчленены специально сделанной мебелью (включая рамы картин), обшиты светлым деревом; оставшаяся поверхность расписана изображениями птиц и плюща, который как бы вырастает над деревянными панелями. Несколько беспокойно выглядит потолок, где иллюзорно написанные лиственные гирлянды располагались между балками потолка, а кое-где и «спускались» на стену.
По всему дому были разбросаны несколько видоизмененные мавританские мотивы, наиболее явные в курительной с висячими украшениями потолка, исламскими светильниками и наборными жалюзи. В вестибюле дворца Гуэлль, выстроенного для Эусибио Гуэлля, самого богатого заказчика Гауди, испанские и готические элементы сочетаются с очень красивым плоским кирпичным потолком и коваными скрученными переплетами внутренних окон, что создавало очень непривычное, почти капризное впечатление. По силе воздействия интерьеры Гауди отличаются от всего, что делалось тогда в Европе: по сравнению с ним слабыми кажутся бледноватые интерьеры Макинтоша и изогнутые декорации Орта.
Свойственное Гауди чувство единства архитектуры и декорации лучше всего проявилось в замечательных интерьерах Каса Кальвет. Этот обычный на вид дом внутри скрывает варварскую роскошь украшений. Витые или раздутые внизу гранитные колонны заставляют вспомнить об архитектурных деталях Второй Империи, о парижской Опере Гарнье.
Стены, покрытые бело-голубыми изразцами, контрастируют с широкими поверхностями голого кирпича. К этому надо добавить плоско моделированные окна и двери, черное дерево обшивки, фантастические детали из металла — все вместе по богатству воображения ставит этот ансамбль на совершенно особое место в истории интерьера.
Певзнер правильно отмечал, что «условия, в которых развивался ни с чем не сопоставимый вариант Ар Нуво, созданный Гауди, неимоверно отличались от обстановки Парижа. Лондона или Брюсселя».
