Нельзя, конечно, дать руку на отсечение, что среди подлинных картин отличишь эти подделки; слишком действует гипноз, сознание, что видишь подлинники, поэтому тоже, вероятно, трудно отличить среди сотни заведомых подделок две подлинные вещи. Но стоит однажды увидеть и понять это огромное различие, чтобы сохранить его на всю жизнь.
Еще яснее выступили фальшивые черты и приемы в картинах, собранных в директорском кабинете. Особенно бросалось в глаза необыкновенное сходство их между собою, словно писал их так же один человек, как и там, на выставке, но там — Ван Гог, здесь — кто-то другой. Самое удивительное, что среди этих тринадцати холстов, писанных одной рукой, были различные по качеству: одни похуже, другие получше. Юсти, изрядно с ними повозившийся, пришел к заключению, что подделыватель, как всякий художник, постепенно совершенствовался, и мастерство его росло. Шутя, он говорил мне, что различает несколько «манер» этого мастера. Вот первая — картины, почти повторяющие известные композиции лишь с незначительными изменениями, намеренными в рисунке и невольными в расцветке. Рисунок подделывателю надо было изменить, чтобы дать иллюзию варианта, а цвета — свои собственные, ибо в руках у него были только репродукции.
Вторая «манера» уже лучше и свидетельствует о том, что подделыватель имел в своем распоряжении какой-то оригинал. Наконец третья, последняя, «манера» значительно увереннее первых двух и обнаруживает еще большее знакомство с оригиналами.
Дальнейшее ознакомление с этой коллекцией подделок обнаружило, что все они в своей композиционной основе отправляются от того или другого оригинала Ван Гога. Нет ни одной картины, которая в какой-либо мере раздвигала бы то, что нам уже известно о Ван Гоге, прибавляла бы новую черту к его творчеству. Это относится ко всем тридцати трем подделкам. Очевидно, что среди такого значительного числа вновь открытых вещей мастера не могло не быть чего-либо нового, еще не виданного.
Занявшись вплотную подделками, Юсти долго бился над вопросом об их происхождении. Все поиски приводили, однако, к одному и тому же неизменному источнику — антиквару Вакеру. Дойдя до Вакера, он уже дальше ничего не мог выяснить.
Химический анализ
Химическим анализом удалось установить, что весь материал, из которого сделана «Флора», есть как раз смесь воска с этим суррогатом, удешевлявшим свечное производство, а потому и бывшим в ходу в 1840-х годах в Англии. Изучение техники лепки показало, что статуя сделана путем неоднократных наслаиваний, отчего так легко отслаивались верхние покровы и что отлично видно даже на фотографии. Но самым убийственным было сенсационное открытие внутри одного из слоев кусков газетной бумаги 1846 года.
Понемногу выяснялись причины, приведшие к раннему обветшанию и утратам «Флоры». После смерти Лукаса отца в 1883 году дом вместе со всей обстановкой и скульптурными работами был продан некоему Симпсону, поставившему «Флору» на открытую галерею, доступную непогоде, где она и простояла целых шестнадцать лет, приходя постепенно в разрушение. Антиквар, сосватавший ее Боде, отдал ее предварительно привести в порядок реставратору, который, действительно, заполировал наиболее пострадавшие места голову и плечи, чем объясняется разница в фактуре отдельных частей фигуры. Новый воск все же сохранил свою белизну, чего никогда не бывает в старом воске, принимающем темно-коричневую окраску.
Лукас не был злостным подделывателем, он только по заказу лепил вещи в старых стилях. Благодаря скандалу с «Флорой» им усиленно занялись и выяснили все его произведения, оказавшиеся далеко не заурядными. Лукас превратился в знаменитость, была выпущена его монография, установившая, что он часто перерабатывал мотивы известных картин. Так им исполнены скульптурные фигуры со «Снятия с креста» Рембрандта, с одной из картин Дюрера и другие.
В Германии среди музейных деятелей нашелся только один человек, имевший мужество признать ошибку Боде, и только потому, что он был директором Бременской картинной галереи, не зависевшим от всесильного директора берлинских музеев. То был Паули, нынешний директор Гамбургской картинной галереи, по инициативе которого и были произведены анализы материала «Флоры». Весь остальной музейный мир молчал, не решаясь вмешиваться в спор, явно принимавший характер скандала. Продолжали неистовствовать и возмущаться невежеством и национальным бахвальством англичан только ближайшие сотрудники Воде.
