Интерьер зрелого классицизма очень архитектурен, поэтому комнаты сохраняют свой характер даже сейчас, когда быт уже совершенно выветрился из них. Но все же то, что мы видим в домах конца XVIII века, — это в большинстве случаев только костяк старого интерьера, и нам уже трудно представить, какую огромную роль играли в доме декоративная отделка, ткани, мебель и все те мелочи, которые отличают «живой» дом от «неживого».

Даже крупнейшие зодчие вкладывали в такие «мелочи» немало сил — старые архитектурные альбомы полны проектов развески занавесей, драпировок, проектов зеркал, рам и т. д.

Но даже в тех случаях, когда архитектор проектировал всю внутреннюю отделку и мебель, эти проекты воспринимаются скорее как намек, понятный опытным исполнителям. А чем дальше удалялся дом от дворца, тем чаще, вероятно, интерьеры отдавались «на откуп» мастерам-отделочникам, а те пользовались хорошо разработанными типами отделки и приемами ее размещения. В свою очередь и архитекторы эти приемы знали и на них рассчитывали.

В конце XVIII — начале XIX века существовали, как сказали бы сейчас, специализированные мастерские. В Москве, например, были живописная мастерская Д. Б. Скотти, мастерская искусственного мрамора, руководимая С. Кампиони, прославленная мастерская резьбы по дереву Споля и др. Узкая специализация давала им возможность работать и «на рынок», не для конкретного дома, а владельцы могли покупать готовые барельефы, печи, зеркала и т. п.

В разных домах (часто и в разных городах России) и сейчас еще можно встретить одинаковые элементы отделки (от крупных до самых мелких), а многие детали оказались уникальными только впоследствии. Но из ограниченного числа элементов умели тогда извлекать необычайное многообразие. Сложные взаимоотношения между архитектурой и прикладными искусствами России еще почти не изучены, но одно несомненно бытующие порой фразы о «баженовских веночках» или «типичной казаковской резьбе» крайне наивны.

Очень долго держалась манера окантовывать стены либо штукатурной (иногда лепной) полосой, либо багетом, а самое поле стены затягивать штофом (в самых богатых домах — шпалерами) и повторять его в обивке кресел, ширм и т. д. В комнатах попроще вместо штофа бывал ситец или «бумажки» — бумажные обои, печатные или расписанные от руки.

Штоф, конечно, признак богатства, но и бумажные обои — вовсе не признак бедности, даже в богатом Кускове добрая половина комнат была оклеена «бумажками». В антресолях стены часто обивали холстом и по нему красили.

В 90-е годы XVIII века в моду вошли искусственный мрамор нежнейших оттенков и пейзажные росписи. «В старину,- пишет И. М. Долгорукий,- я резвился с хозяевами в простых стенах, ничем не обитых… ныне все другое, везде рисовка и гипс».

По как бы ни были многообразны интерьеры здании XIX века, самые выдающиеся из них, и прежде всего те, которые были созданы в формах классицизма, свидетельствуют о наличии высокой профессиональной культуры в части не только архитектурного и художественного замысла, но и исполнения.

Здесь речь может идти об оформлении стен, потолков, архитектурно-пластических деталях, средствах живописи, о меблировке, осветительной арматуре, об отопительных устройствах — печах, каминах и, наконец, о чисто художественном и бытовом убранстве, начиная со скульптуры, декоративных ваз, настольных письменных приборов и кончая многими другими, иногда, казалось бы, малозначительными предметами.

Вопросы творческих связей и контактов зодчих, художников и мастеров-ремесленников весьма сложны для исследования. Эти связи носили очень разнообразный характер.

Первая треть XIX века отличалась наличием тесного взаимодействия архитекторов со своими ближайшими помощниками — скульпторами, живописцами, а также мастерами-мебельщиками, резчиками, позолотчиками, представителями других профессий, с фабриками и мастерами по производству фарфора, художественного стекла, предметов оборудования.

Творческие отношения носили в большинстве случаев самый непосредственный, личный характер. Архитектор знал членов своего коллектива, тех, на кого он опирался, или руководителей производств, где изготовлялись те или иные предметы, а они, в свою очередь, принимая заказ, имели четкое представление об уровне требований автора-архитектора. Это и являлось гарантией совпадения замысла и исполнения, качества работ, безукоризненной завершенности всех частностей, всех подробностей отделки.

Позже эти связи и контакты становятся все более редкими, творческие коллективы архитекторов исчезают. За исключением дворцов, строительство которых фактически прекращается в 1860-е годы, оформление внутренних помещений особняков, жилых домов и других сооружений во второй половине века производится путем привлечения специализированных фирм, число которых множится, а также случайных декораторов-обойщиков и закупки разнообразных модных предметов — от мебели и до бытовых мелочей.

Все это способствовало усилению воздействия ретроспективно-эклектических тенденций в архитектуре и в интерьере. Разумеется, при этом устранялась всякая основа для подлинно синтетических художественных решений. Проблема качества в архитектуре и, в частности, в области интерьера имеет две стороны.

Первая — качество художественное, композиционное, пластическое, живописное.

Вторая — качество технологическое, материальное. Выше мы говорили о первом из них.

В отношении второго следует отметить, что оно в середине XIX века оставалось на сравнительно высоком уровне, в дальнейшем все сильнее проявляется своеобразная дифференциация: некоторые из фирм, выпускающие дорогие изделия, рассчитанные на удовлетворение потребностей состоятельной буржуазии и аристократии, обеспечивают необходимый уровень изделий в части прочности и качественности отделки.

Предприниматели, занятые фабрикацией массовой продукции, заботятся, в первую очередь, о внешнем виде вентой, о поверхностной декорировке далеко по столь качественной их основы, используя гальванопластику, обработку простых металлов «под бронзу», багетные рамы картин и прочее. Все это было связано с необходимостью удовлетворить массовый спрос покупателя.