Наиболее оригинальна книга Персье и Фонтена, снабженная богатым по мысли предисловием и состоящая из превосходных очерковых гравюр, на которых представлена длинная череда разнообразных интерьеров, деталей их украшения и обстановки. Запечатлено все — потолки, камины, мебель, бронза,— так что мы сейчас имеем полное представление о главных работах Персье и Фонтена.
Можно сказать, что именно эта книга обозначила момент зарождения «дизайнерского культа», свойственного нашему времени. Авторы не оставляют у читателя сомнений по поводу значения «вкуса». Существенно, что каждый предмет обстановки в их проектах обладает строго предписанным ему местом. В некоторых из этих интерьеров все элементы группируются вокруг огромных резных кроватей, которые, судя по гравюрам, составляли важнейшую часть интерьерной концепции Персье и Фонтена.
Персье и Фонтен были хорошо подготовлены для того, чтобы произвести переворот в искусстве интерьера. С 1788 по 1790 год они пробыли в Риме, а в 1798-м выпустили увраж «Дворцы и дома… в Риме», из которого явствует, что, подобно Адаму, они черпали из самых разнообразных и не всегда чисто классических источников.
В «Monuments de Paris» («Памятниках Парижа») Персье пишет: «Надо признать, что красота и совершенство искусства XV века ближе нам и нашим потребностям, чем творения греков и римлян…
Многие произведения этого времени замечательны своей тонкостью, прекрасны выбором орнаментов, приятным разнообразием материалов и, наконец,— гармоничностью общего эффекта и прекрасным вкусом… Подлинное совершенство искусства состоит не в том, чтобы искать что- то новое, но в разумном применении того, что уже известно и освящено традицией».
Персье и Фонтен обратились к творениям архитекторов Ренессанса (Браманте, Перуцци, Антонио да Сангалло) так же, как их современник Энгр тогда обратился к Рафаэлю. Посредством такой «прививки» к неоклассицизму они достигли большой утонченности стиля: кроме того, это соответствовало французской академической традиции, издавна ориентированной на лучшие итальянские образцы.
У Персье и Фонтена образовалось много последователей и подражателей во всей Европе: Хоуп в Англии, Пьетро Руга в Италии, Тома де Томон в России. (Между прочим, в 1809—1815 годы царь Александр приказал выполнить акварели, изображающие интерьеры Персье и Фонтена в Тюильри.)
Первым официальным совместным заказом Персье и Фонтена было оформление зала Конвента в Тюильри. Во время Консульства им поручалась реставрация бывших королевских дворцов, которые до сих пор несут на себе отпечаток их стиля.
Самый изысканный стиль, ампир, господствовал в декорации Фонтенбло, Компьеня и Рамбуйе. В Елисейском дворце отчасти сохранилась комната Мюрата (1805—1806); ее изысканно стройные колонны и пилястры напоминают о раннем неоклассицизме, тогда как спальня императрицы Марии-Луизы в Компьене ближе к образцам итальянского кватроченто.
Персье и Фонтен начали внутреннюю переделку Мальмезона, дворца Наполеона — первого Консула, около Парижа. В его комнатах ясно обозначилось развитие от стиля Консульства (в Зале Совета, решенном как шатер, поддерживаемый «пиками, фасциями и значками-инсигниями, между которыми развешаны военные трофеи, напоминающие о самых прославленных военными победами народах земного шара») к более развитому решению Музыкальной комнаты и спальни императрицы Жозефины.
Элегантная простота Музыкальной комнаты (филенки и тонкие спаренные колонны которой напоминают библиотеку дворца) еще не может считаться в полном смысле слова стилем ампир, как, собственно, и спальня с «римским» шатром из алого кашемира на позолоченных колонках, закрывающим кровать с резными лебедями работы Жакоба-Демаль- тер, под написанным на потолке небом.
Персье и Фонтен оба были архитекторы, но их главный интерес лежал в работе над интерьером и обстановкой. Они считали, что «мебель играет очень большую роль в интерьере и архитектор не может не думать о ней».
Интересно, что их мышление в интерьерах и рисунках мебели эстетически сближается; при этом интерьер теряет архитектурность, пленяет изощренностью, сложно орнаментированными поверхностями, разнообразием материалов, мебель же приобретает более архитектурные формы.
Персье и Фонтен работали в тесном сотрудничестве с лучшими мебельщиками того времени, такими, как Жорж Жакоб (1739—1814), творчество которого знаменует переход от стиля Людовика XVI к стилю ампир. После смерти Жакоба его дело продолжили сыновья: Жорж II Жакоб и Франсуа-Оноре-Жорж, принявший имя Жакоб-Демальтер.
Пожалуй, самые восхитительные интерьеры этой эпохи сохранились почти в первоначальном виде в отеле Богарне в Париже, принадлежавшем пасынку Наполеона, Евгению Богарне, и его сестре Гортензии, королеве. Голландии. Кем они задуманы и выполнены, в настоящее время не известно.
Любовь к интенсивному цвету отразилась в декоре Музыкального салона, прекрасно расписанного большими фигурами, ассирийскими и помпеянскими мотивами в манере Прюдона и Жироде. Неудивительно, что Наполеона привел в замешательство огромный счет: этот увеселительный дворец обошелся в полтора миллиона франков, однако созданные здесь комфорт и роскошь безусловно стоили этой суммы.
Турецкий будуар (с живописным фризом, в котором наполеоновский «ориентализм» доходит почти до кича); спальня Гортензии, обитая шелком, с «помпеянской» росписью на потолке, где стояла огромная кровать с колоннами и мебель с резными лебедями, удивительная ванная комната, где искусно расположенные зеркала создавали тысячи отражений,— во всем этом чувствуется «сибаритский» характер ампирного интерьера.
По сию пору сохранил свой первоначальный облик и так называемый Салон Времен года. А будуар королевы Гортензии в ее отеле на улице Черутти интересен тем, что здесь становится более явной та уже неизбежная реакция на неколебимо правильный античный идеал, которая глубоко спрятана в лучших произведениях неоклассицизма, но из которой вскоре под влиянием раныерояантзческих течений возникнет эстетика историзма к эклектики.
Обилие атрибутов войны в ампирной декорации (как, например, в Зале Совета и спальне императрицы в Мальмезоне) безусловно отражает ход исторических событий того времени. Мода на Египет также связана с реалиями времени: ее породила египетская кампания Наполеона (1798—1799).
В этом походе армию сопровождали ученые, и среди них — Доминик Виван, барон Денон (1754—1825), который в 1802 году опубликовал книгу «Voyage dans la Basse et Haute Egypte» («Путешествие по Нижнему и Верхнему Египту»). К 1808 году эта книга уже вышла на английском, итальянском и немецком языках. Именно гравюры Денона, а не «египетские» детали декоративных композиций Пиранези создали повсеместно распространившуюся «египетскую» моду.
Необходимо упомянуть и еще об одном французском мастере. Пьер де ла Мезанжер (1761 — 1831) с 1802 года выпускал модный журнал «Collection des meubles et objets de gout» («Собрание изящных предметов обстановки и убранства», выходил до 1835). За все время его существования вышло около четырехсот таблиц, где сложные предметы, изготавливавшиеся для императорской семьи, упрощались, становились доступнее.
Журнал был необыкновенно популярен во всей Европе, и, изучая его влияние, можно проследить, как стиль ампир во Франции медленно превращался в «стиль Карла X», а в Германии и Австрии — в стиль бидермейер.
Существовали в то время и другие книжки образцов, например сборник 1806 года, составленный Дюге де Монтрозье, и опубликованный в 1828 году сборник таблиц, гравированных мадам Суайе по рисункам Санти. Здесь можно найти удивительные рисунки самых разнообразных драпировок, в то время служивших в основном для окон и кроватей, но с течением лет завоевывавших в интерьерах все большее пространство.
На основе французского ампира Томас Хоуп в Англии выработал свой стиль декорации. Он поносил «выродившееся французское искусство середины прошлого столетия» и говорил о своем стремлении создать нечто «отличное от господствующего стиля».
Он так гордился своим собственным домом, что организовал его посещение по билетам для членов Королевской Академии. В определенном смысле его концепцию можно назвать романтической: здесь были комнаты в египетском, греческом, римском, турецком, китайском и даже индийском стиле. На своей вилле Дипдин «единственную оригинальную комнату» он оформил в «суровом египетском стиле», затратив «массу тусклой красной краски».
Основные элементы своего стиля Хоуп заимствовал у Персье и Фонтена; по его собственным словам, он сознательно брал на вооружение «это щед рое разнообразие деталей и украшений.., орудия и трофеи… кариатиды, грифоны, химеры, театральные маски, жертвенники, гражданские и военные эмблемы».
Хоуп, подобно Пеладжо Паладжи, был выдающимся коллекционером: у него было большое собрание античной скульптуры, ваз, итальянской живописи, работ Флаксмана, Торвальдсена, Кано- вы — ведущих скульпторов эпохи неоклассицизма.
В 1790 году он заказал Флаксману скульптурную группу «Аврора и Кефал» и соорудил на Дачисс- стрит Зал Флаксмана (Звездный зал), который, судя по всему, должен был быть поразительным. Сам он недвусмысленно заявлял, что «работает по мере сил, для того чтобы поддержать промысел бедных и облагородить траты богатых».
